Азербайджан. Пожиратели своих детей

- Дети, а вы знаете кто наши враги?
- Армяне!
- Почему они наши враги, кто мне скажет?
- Они наших людей убивали…

Смотрю в монитор с остолбенением свалившегося с луны или очутившегося на луне. Перекручиваю.

- Двадцать процентов нашей родины… Убили всех наших солдат…

Просматриваю опять. Снова и снова.

- Ходжалы… Захватили… Родина… золото… ресурсы...

Чувство неописуемого омерзения вкрапливается в душу. Омерзения не к детям, отвечающим на вопросы с прилежной заученностью, словно рассказывают о саде с яблонями, пчелками и бабочками. И даже не к зомбированной до отупения воспитательнице, рьяно внедряющей дошкольную программу «историко-патриотического воспитания». А к тому, кто за кадром, но чей вечно холодно-пустой взгляд и надменно-ироничная улыбка мерещатся в мониторе, воображением смиксованные с картинкой этого детсадовского фарса.

Стоп! Пустой взгляд… дети… патриотическое воспитание… С чем-то все это ассоциируется, с чем-то очень знакомым и также чудовищно омерзительным!

Несколько «кликов» в страничках интернета… и вот оно! Конечно же! Пустоглазый идол нации, скукожившись от осознания своей обреченности, мило похлопывает гитлерюгендовского юнца по щеке: «В бой!». Пройдет всего несколько дней и пустоглазый идол приставит к своему черепу дуло. Он это знает, но прежде должен пожирать до последнего кровь и души «своих» детей.

Пустоглазый… пожирать… Опять ассоциации, опять отдаленные отголоски в памяти. И вот, из монитора пучится пустой, бесстрастный взгляд «Сатурна, пожирающего своего сына». Гениальный Франсиско Гойя вопрошает своим шедевром о причине постигшего мир чудовищного безумия. Вопрошает и одновременно ставит печать обреченности человечества пожирать жизни и души своего потомства, пожирать самого себя.

Однако же нету мифического Сатурна, и быть его не было, нету более Адольфа Шикльгрубера, но вечно была и есть чума ненависти, носимая другими бесноватыми идолами в податливые, невинные сердца. И именно о том сокрушался Альбер Камю, аллегория которого о фашизме окольцовывает весь этот ассоциативный ряд.

«…Ибо он знал то, чего не ведала эта ликующая толпа и о чем можно прочесть в книжках, - что микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает, что он может десятилетиями спать где-нибудь в завитушках мебели или в стопке белья, что он терпеливо ждет своего часа в спальне, в подвале, в чемодане, в носовых платках и в бумагах и что, возможно, придет на горе и в поучение людям такой день, когда чума пробудит своих крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города».