О Петре, Павле и Ильхаме: Самодуры и их игры в оловянных солдатиков

Где-то с середины XVII века в монарших семьях Европы окончательно укоренилась традиция с малых лет учить наследников мужского пола навыкам военного ремесла и тактики. На первых порах, пока сиятельные принцы в силу возраста своего справляли нужду в горшках, познания в военном деле для них ограничивались игрою в солдатики.

Затем, с  появлением первого пушка на ланитах, мальчиков определяли в какой-нибудь гусарский или гренадерский полк в чине младшего офицера для муштровки, адаптации к казарменной жизни и познания всех тягот службы, начиная от самых низов армейской элиты до верховной касты военачальников. Далее же молоденьким наследникам присваивали чин полковника и обычно закрепляли за ними шефство над каким-нибудь гвардейским полком.

Обычно, царственные командиры с головой уходили в занятия со своим личным маленьким войском, целыми днями проводили время с солдатами на плацу, муштровали их, выезжали в учебные походы, устраивали потешные баталии, одним словом оттачивали в теории и на практике свои познания и умения, пока судьба не преподносила принцам возможность участвовать в самых настоящих войнах. В сражения они вступали уже порядком натасканные учебой и тренировками, что существенно сказывалось на их становлении в качестве военачальников.

Однако, очень часто бывали и такие случаи, когда венценосные наследники либо по причине родительского недосмотра, либо в силу психических отклонений и ущербности своих умственных способностей вышеописанную весьма полезную традицию превращали в маразм. Будучи не способными со зрелостью лет отделить в комплексе этого воспитания учебу от развлечения, практическую пользу от потехи, они до конца жизни баловалось игрой в солдатики, а вверенную им настоящую армию также превращали в настольный набор оловянного воинства, тем самым, принося ее в жертву своего самодурства.

Ярким примером таких курьезов служит история жизни российского императора Петра III. Постановки парадов и баталий с оловянными солдатиками и миниатюрными картонными крепостями были его любимым занятием с самого детства и вплоть до смерти. Его жена – Екатерина, впоследствии стяжавшая себе прозвище «Великая», в своих воспоминаниях писала, что Петр, из страха перед теткой, императрицей Елизаветой, прятал свое игрушечное войско под кроватью и даже под подушками брачного ложа. Когда же во дворце к девяти часам вечера отужинав все отправлялись ко сну, Петр велел запирать двери в свои покои, и, вместо того чтобы ублажать жену брачными обязанностями, до поздней ночи самозабвенно предавался играм с оловянным своим войском. И даже с выписанным специально для него из Гольштении полком самых настоящих солдат Петр III никак не смог повзрослеть. Солдаты эти по прихоти Петра более походили на то же оловянное войско в натуральных размерах и целыми днями отрабатывали бессмысленные  дефиле и маршировки на потеху своему повелителю.

Когда же дело доходило собственно до настоящей войны, воеводческие решения Петра становились оторванными от реалий. Так, сразу же после смерти императрицы Елизаветы, Петр III первым делом свернул боевые действия русской армии в Пруссии и заключил  с королем  Фридрихом Великим мир на практически равных условиях, хотя прусский король был готов уже безоговорочно капитулировать. Недовольство русской армии таким сумасбродным решением нового императора в свою очередь и стало одной из причин заговора против Петра. Екатерина, воспользовавшись ропотом в армии, затеяла переворот, итогом которого стало отречение Петра от трона, а потом и его последующая смерть в загадочных обстоятельствах.

Кстати, схожими привычками и безнадежным ребячеством отличался и сын Петра III Павел. Этот российский монарх тоже до безумия обожал игры в бутафорных солдатиков и потехи с бессмысленной муштрой живого войска на плацу. Павел забивал до смерти солдат и офицеров вверенных ему полков за малейшее отклонение от введенного им лично устава. Солдат мог поплатиться даже жизнью, а офицер карьерой из-за неправильной осанки во время марша или за мизерное нарушение синхронности движений. Павел наплевал на традиции русской армии, основанные еще его прадедом Петром Великим и стремился слепить из отечественного войска точную копию прусской армии, вплоть до введения команд на немецком и обмундирования на прусский манер. Прусскую военщину он обожествлял, русской же традицией брезгал, что в конечном итоге тоже стоило ему трона и жизни.

Сей маленький экскурс в историю, как может догадаться читатель, навеян схожим поведением верховного башкана азербайджанской орды Ильхама Алиева. И хотя в предках у него не числятся увенчанные  боевой славой такие харизматичные персонажи как Петр Великий и Карл XII Шведский (деды Петра III), а лишь дед по батюшке Алирза, стяжавший славу на поприще банного дела, однако тяга к потешным военным играм, как видно, ныне заела и его мозги, точно как у Павла.

Конечно, во времена сидения своего на горшке сиятельный принц Ильхам Гейдарович вряд ли был увлечен  стихией баталий с оловянными солдатиками: батюшка Гейдар с помощью подлога документов успешно увернувшийся от участия в Великой Отечественной, счел  что игры в солдатиков могут отбить в будущем у чада генетическую предрасположенность к спасительной рефлексии дезертирства и поэтому солдатиков ему не покупал. Солдатики азербайджанскому кронпринцу, успешно волочимому родителем за уши по карьерной лестнице респектабельного дипломата, были ни к чему. Под кроватью и подушками делимого с Мехрибан брачного ложа их тоже не было, фактом  чего может считаться потомство Ильхама Гейдаровича. Все это способствовало тому, что в ужасных для Азербайджанского Бензоколоночного королевства 90-ых сиятельный кронпринц Ильхам, в полном соответствии с папиным воспитанием и папиным же геномом дезертирского самосохранения, плюнул на отечество и отправился отсиживаться в стамбулы, пока азербайджанские аскеры в боях уступали район за районом.

Но вот настала пора, когда принц уже коронован. Есть трон в окружении рабской свиты, есть казна, в которую можно запускать холеные ручки сколько душе угодно, есть индульгенция на всякого рода грешки и мерзости. Но вот в семейном альбоме нет ни единой фотокарточки с рядовым Ильхамом в кирзовых сапогах и пилотке, за подписью «Служу Советскому Отечеству, Мухосранск, такой-то год». Нет военной выправки и стати, которая так к лицу всем истинным самодержцам. А самое главное, нет ореола боевой славы, которой можно было бы на веки вечные скормить подданных и стяжать тем самым статус живого божества.

Что же остается делать в таком случае таким как Ильхам Гейдарович? Правильно, компенсировать свою недоигранность в детстве солдатиками и затушевать порочащее имя династическое дезертирство милитаристским самодурством. Сначала сколотить  оловянную армию в натуральный рост, разукрасить спецназовские рыла для эффекта и отправить на убой в Карабах, дабы потом самому, облачившись в камуфляжные шмотки гордо позировать в объективы телекамер на третьей линии обороны, со словами «Лелетепинская победа – это гордость нашей армии». Потом метить на карте пунктики в собственных территориях и заново вписывать их названия большими жирными буквами «Гуннут», «Джоджуг Марджанлы» по типу Аустерлица и Ватерлоо, дабы гувернер Рамиз Мехтиев и вся раболепствующая челядь сотрясла этой картой на публику и славословила гений верховного главнокомандующего.

Затем, как же не ублажать свою поздно воспарявшую ребяческую страсть всевозможными пышными парадами оловянной армии? В этом потешном занятии есть огромный простор для фантазии и возможность преодоления комплексов несостоявшегося военачальника.

Вели маршировать солдатикам с грозно разукрашенными мордами по площади как по игровому столу, демонстрируй технику, и в своем выступлении по случаю парада выпендривайся как хочешь, неси околесицу в речах, фуфлыжничай сколько душе угодно, сотрясай кулачками: эффект воздействия на отечественную публику будет бесспорным.

Собственное сиятельное «Я» получит необходимую порцию самомнения, взыграют чисто мальчишеские страсти, Мехрибан заново влюбится по-юношески, а еще глядишь, и враг впадет в панику от увиденного. А потом собери все это в коробочку, запрячь до поры до времени, и выставляй опять, как только снова обуяет желание подурачиться.

Одним словом, Ильхам Алиев открыл в глубинах своего естества новую страсть. Но весь вопрос в том, сможет ли он отличить военное дело от игры, а реалии войны от потехи.

Ведь если в его сознании размоются границы между этими понятиями, что весьма вероятно, то судьбы царственных Петра и Павла, правда в несколько иной редакции и при некотором участии «внешнего врага», ему избежать не представится возможным.