Пашинян и экзистенциальная опасность. На какие гарантии опирается армянский премьер?

Анализ хода последней карабахской войны и её итогов наталкивает на любопытные выводы. Интересно, например, представить, а что бы произошло в Азербайджане, в случае, если бы Алиев проиграл войну. Даже если бы линия соприкосновения не претерпела бы сколь-нибудь серьёзных изменений, не говоря уже о гипотетической возможности успешного контрнаступления армянский стороны, Ильхам Алиев заполучил бы в республике весь набор предпосылок для бесповоротной смены власти. Оппозиция в Азербайджане всегда была слабой, однако общественный бунт на почве социальных, этнических и конфессиональных проблем там назрел уже давно, и неудачная военная  кампания стала бы той последней каплей, недостающей для кардинального изменения внутриполитического расклада в стране.

Учитывая фактически провал алиевской армии в июле и вызванные им антиправительственные митинги, азербайджанский лидер должен был отлично понимать, что неудача на карабахском фронте для него лично имела бы роковое значение. И поэтому, бесспорно, начиная кампанию, он, наверняка, был уверен, что её непременно выиграет. Следовательно, эта уверенность говорит о том, что Алиев подстраховался полностью, прежде чем отдал генералам приказ начать боевые действия. Речь идёт не только о принятии неоценимой военной помощи от турецкой армии, не только о получении от держав заверений о невмешательстве, но и о гарантированном пассивном поведении армянской армии, за время всей 44-дневной войны, так и не продемонстрировавшей весь свой боевой потенциал.

Поступающая с каждым днём новая информация наталкивает на логический вывод о том, что Алиев, действительно, приложил к последнему фактору руку. В данном случае, не важно, каким образом, и какой ценой, но это очевидный факт. Одним словом, лично для Ильхама Алиева война 2020-го имела экзистенциальное значение, победой в которой на текущий момент он не только отвёл от себя внутриполитические угрозы, но и ощутимо укрепил свой режим, создав все условия для династического сохранения абсолютной власти.

Теперь под тем же углом рассмотрим ситуацию с Пашиняном. В его случае противоречий слишком много, однако, при всей запутанности его поведения чётко прочерчивается линия, в соответствии с которой Пашинян ни до, и ни во время войны не приложил требуемых усилий для того, чтобы её предотвратить или остановить на условиях, менее болезненных для армянской стороны. Складывается ощущение, что Пашиняном двигала уверенность, что за сокрушительное поражение в войне лично ему и его власти ничего не угрожает. Даже Алиев, к примеру, ощутимо нервничал в первые дни войны, что было видно по его поведению во время чрезвычайно малочисленных выходов в эфир, и что свидетельствует о наличии неких сомнений на счёт оправданности риска. Тогда как Пашинян в период, когда уже всем сторонам было ясно о неминуемости армянского поражения, выказывал удивительное спокойствие, которое едва ли можно считать поверхностным поведением или сугубо игрой на публику. Более того, риторика Пашиняна до войны предполагала, что он совершенно не опасается войны и выступает от имени страны, которая сама не прочь первой развязать боевые действия, но ведь провоцирующий тогда Алиева Пашинян не мог не знать, что даёт тем самым Азербайджану необходимый повод и оправдание в глазах международного сообщества для того, чтобы развязать, наконец, кампанию.

И после войны, когда армянскому обществу постепенно приходит понимание всей катастрофичности  ситуации, с которой столкнулись Ереван со Степанакертом, армянский премьер лично оценивает эмоциональный фон и политическое значение проблемы на уровне, более соответствующем, скажем, дискурсу о крахе армянской футбольной сборной на чемпионате мира.  

Такое циничное поведение Пашиняна может иметь лишь два объяснения. Либо он действительно не адекватен и не в состоянии осознать масштаб совершённых своих ошибок и их последствий для страны. Либо он сознательно подвёл дело к войне и подыграл Алиеву, очистив для его армии дорогу к победе, совершенно не опасаясь при этом, что армянское общество не простит ему ни разгильдяйства, ни, тем более, предательства. А это лишь может значить, что ему со стороны неких всемогущих сил была гарантирована личная безопасность и уход от ответственности за содеянное. Если даже исходить из того, что история с карабахской войной стала следствием предательской сделки, то едва ли Пашинян пошёл бы на неё напрямую, без включения всесильных посредников, от которых мог потребовать эти самые гарантии. Почему, к примеру, та же британская разведка не может считаться этой самой силой? Ведь её имя не раз уже промелькнуло в международной прессе в контексте последних геополитических развитий на Кавказе.

Так или иначе, откровенное пренебрежение Пашиняном возможности народного взрыва с самыми плачевными последствиями, в первую очередь, для премьера даёт основание подозревать, что он всё же опирается на некие гарантии, нивелирующие экзистенциальное чувство опасности за допущенную халатность, либо сознательно содеянное предательство. За спиной у премьера просматривается загадочные тени опекунов.